"Се, что добро, или что красно, но еже жити братии вкупе"
На Евангелие о явлении Воскресшего Христа на Галилейском озере

На всенощной под воскресный день в своем слове на Евангелие о явлении Воскресшего Христа на Галилейском озере протоиерей Артемий отметил, насколько дружны были ученики Спасителя, всю ночь трудившиеся и не поймавшие ни единой рыбы. Христос повелел закинуть невод еще раз – и он едва не прорвался от обилия рыб.

Основная тема проповеди – благодатность молитвенного труда, который совершается совокупно единомысленной братией. В этом единстве каждый получает от Господа своё назначение, своё дело, своё служение. Божественная любовь являет себя только в единстве людей, боящихся нарушить его самомнением, ропотом, недовольством и всякой рознью.

Поздравляем вас, дорогие братия и сестры, с воскресным днём! Приступая к помазанию, обратим наше особое внимание на слова воскресного Евангелия. По Воскресении Спасителя апостолы, которые преимущественно происходили из Вифсаиды, небольшого городка на Галилейском озере, возвратились к своим обычным занятиям. И Пётр обращается к ним со словами: «Иду ловить рыбу». Это был их промысел. «И мы с тобою», – отвечает Иоанн. Всю ночь они трудятся, на первый взгляд, бесплодно, а под утро Воскресший Христос повелел им закинуть невод ещё раз, и он едва не прорвался от обилия рыб. Апостолы же, достигнув берега, увидели рыбу на огне и рядом – лежащий хлеб. Сам Христос подал им эту снедь как Своим ученикам.

Здесь заслуживает внимания то, насколько дружны между собой ученики Христовы. И Петра сразу поддерживают прочие апостолы в его начинании, и трудятся они без взаимных попрёков, с терпением. А Христос, до поры до времени не узнанный учениками, совершенно неожиданно с избытком увенчивает их поначалу бесплодный труд чудесным уловом и, приготовив им снедь, Сам питает Своих учеников. Здесь сокрыто, на наш взгляд, очень важное свидетельство благодатности молитвенного труда, который совершается совокупно единомысленной братией. Так и семья является малой церковью, где и дети, и взрослые соединены кровными, духовными узами, и то семейство, очевидно, во Христе преуспевает, в котором удельный вес взаимных попрёков, недовольств, капризов со стороны младшего поколения или излишней жёсткости со стороны старшего мал. И напротив, взаимная поддержка, готовность первым исполнить дело, понимание младшими, что служение родителям и старшим есть их главный долг, – подобное умонастроение домочадцев привлекает особенную Божественную благодать на этот дом, о чём сказано в Псалтири: Бог вселяет единомысленныя в дом (Пс. 67, 7); Се, что добро, или что красно, но еже жити братии вкупе (Пс. 132, 1).

То же самое можно сказать и об иноческой обители, которая в идеале является семьёй, члены которой связаны и духовным родством, и взаимными трудами. Апостол Павел убеждает христиан, живущих в семье или представляющих собой братство или иноческое сестричество, сохранять единство духа в союзе мира (Еф. 4, 3). Притом что всякое обособление, всякое разделение называется индивидуализмом: когда человек, входящий в некое сообщество, не чувствует своей принадлежности к целому, но чувствует себя особо стоящим, полагает себя каким-то особенным, так что без воодушевления, без радости принимается за труды, но с внутренним ропотом и недовольством. Лукавый дух тотчас приступает к такому неутверждённому члену союза и начинает воздействовать через него на прочих, внося дух разделения, уныния, недовольства.

Из истории Церкви, как древней, так и современной, известны замечательные доказательства того, что Божья благодать чудесно восполняет всё недостающее членам братства, если они больше всего на свете боятся нарушить эту гармонию любви, если они решительно борются с собственным себялюбием, самомнением, стараясь умаляться друг перед другом, взращивая в себе дух послушания, дух служения.

Так, многие христиане мужеского пола, которые бывали на Афоне, знают монастырь Симонопетра (в этом греческом монастыре с особенным почтением относятся к России и к святому Иоанну Кронштадтскому, который в начале XX столетия присылал туда большие лепты – средства для восстановления монастыря от разрушительного пожара). До сих пор в кладовых этого монастыря не переводится оливковое масло, о чём лично мне, недостойному, рассказывали насельники, притом что оно самообновляется, чудесно восполняется, – и это продолжается в течение столетий. Начинает оскудевать масло в огромной ёмкости только тогда, когда в обители заводится какое-то нестроение, уходит любовь, появляется скрытая или явная вражда. И братия, знающая о том, как чудесно Бог печётся об этой обители, считают самым главным преступлением и грехом оскудение любви в своём сердце.

Но вернёмся к Святому Евангелию. Апостолы целую ночь трудились. Это было изматывающее занятие: может быть, озеро было неспокойным, темнота, ничего не видно, тяжёлый невод, и раз, и два, и десятый, и двадцатый раз заброшенный, но он оказывается пустым… Думается, что если бы между апостолами возникли ропот, недовольство, если бы те, кто согласились рыбачить вместе с Петром, стали бы высказывать ему свои претензии: «И зачем нужно было нас приглашать, когда толку никакого нет» – конечно, Воскресший Христос никогда бы не появился среди Своих учеников.

Видим, что само узнавание Господа, познание Его, дано не одному только апостолу, а всем. Иоанн догадывается, что это Спаситель, Пётр, пылкий в любви, опоясывается опоясанием и бросается вплавь ко Христу, прочие влекут улов, кто-то по велению Господа извлекает огромные рыбины на берег, – всюду единство, согласие и как плод этого единомыслия и дружества – невесть откуда взявшийся обед, трапеза. Сам Спаситель Своими руками подносит апостолам хлеб (несомненно, это прообраз Святой Евхаристии, в которой Бог всех нас питает Своими Телом и Кровью).

То же можно сказать и о душе человеческой, которая призвана искать Христа, напрягая все свои разрозненные дотоле силы. Вот мы пытаемся стяжать внимательную молитву, а ум всё время убегает от слов молитвы, и круговерть посторонних помыслов, мечтаний увлекает его и уносит в сторону. Притом что, стараясь научиться молиться внимательно, мы не всегда преуспеваем в том, чтобы сохранять наши чувства в простоте и незлобии. Причина же рассеянной молитвы обретается в наших чувствованиях, которые прилеплены к чему-то земному или искушаются чем-то недобрым – тайной неприязнью, мнительностью, какой-то застарелой обидой, пристрастием к чему-либо, к себе ли самому, к обстоятельствам своей жизни, к каким-то внешним предметам, – всего и не перечислить, но ум совершенно беспомощен в стяжании внимательной молитвы, если не подключать ещё и воли, которая должна отсекать свои собственные капризы и похотения, какие-то случайные хаотические движения; если не подключать сердце, которое непременно нужно блюсти в спокойствии, в мире, в самоукорении, в изживании малейшего недовольства на того или иного человека. Напротив, мы должны располагать своё сердце к сочувствию, состраданию, оправдывать всех – и правых, и виноватых, жалеть, смотреть на людей светло и с приязнью, – словом, трудиться и умом, и душой, и телом, как Пётр и Иоанн, и Иаков составляли собой некую блаженную троицу, возведённую Господом на гору Фавор.

И не только о силах души нужно вести речь, но и о душе и теле. Вот почему в христианской аскезе принято всегда немножко удручать своё тело, молиться не развалясь, а выпрямив спину, стоять не опираясь на что-то (если, конечно, телесная немощь этого не требует), а вытягиваясь в струнку, совершать поклоны, удерживать чрево от пресыщения и таким образом добиваться единства, согласия души и тела, чтобы душа господствовала над телом.

А когда христианин выполнит или будет пытаться исполнить первую заповедь: Возлюби Господа твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всем разумением твоим (Мф. 22, 38) – вот тогда Христос Спаситель явится нежданно-негаданно. И когда Господь призрит на наш бесплодный сам по себе подвиг (потому что усилия человеческие бессильны, они лишь обнаруживают наше произволение, к чему склоняется человек: к Богу, к свету или ко тьме и к страстям), на наши жалкие маленькие потуги, совершаемые в духе мира и непременно братолюбия, – вот тогда таинственно явится некий улов – великие рыбы, извлекаемые из глубин нашего собственного сердца. Это и начатки смирения, когда под воздействием благодати человек перестаёт мыслить о себе высоко, совершенно перестаёт обижаться, даже получает некое удовольствие, если его уничижают, если его смиряют. Сладостью в душе отзывается всякое резкое слово, брошенное в его адрес. Или вдруг человек обретает органичную неприязнь ко всякой нечистоте, к нецеломудренным помыслам, в нём расцветает цветок целомудрия, он обретает способность обращаться к Богу с чистой молитвой. Или угнетающие дотоле осуждение, ирония, желание рассказать о чужих недостатках, непременно при этом повозмущаться, словесно унизить всех, кто унижает его, вдруг сменяются каким-то материнским или отцовским чувством к ближним или добродетелью врача, который жалеет своих пациентов и испытывает к ним сострадание. Или вдруг осенит его радость о Господе, благодарение, сознание полноты зависимости от Христа, так что снизойдут на душу покой и внутренняя убеждённость, что Бог всё восполнит, всё управит, только бы душой и телом, умом и сердцем прилепиться к Нему, не слишком уповая на собственные силы…

Вот эти сокровенные добродетели сами собою как будто из недр души являются, на самом деле, Божьей десницей извлекаются на свет. Не говорю о той трапезе, которую апостолы вкусили, над которой они не трудились, – это, быть может, жажда соединяться со Христом в таинстве Причащения. Это и особое проникновение в слова Священного Писания, и уже не просто молитвенный труд, а некая радость сопребывания с Господом в сокровенной, уединённой молитве. Всего, может быть, и не опишешь, но начало пути, как мы видим, обретается в ощущении принадлежности к целому, чтобы не мыслить о себе как об изгое, не мыслить о себе как об отдельно взятом человеке, но мыслить о содружестве, в котором ты являешься органичной частью, сознавая, что все люди, и слабые, и сильные, и умные, и не очень умные, нужны друг другу, и каждый получает от Господа в этом единстве своё назначение, у каждого своё дело, которым он служит целому. А Божественная любовь являет себя в единстве людей, боящихся нарушить его самомнением, ропотом, недовольством и всякой рознью.