Версия для печати

Творчество наших прихожан

Ольга Малахова

Снова падает тихий, рождественский снег,
Побуждая весь мир притормаживать бег,
Отражая узорочье древних времен,
Недосказанных судеб, забытых племен,

Словно образ оживший далёких миров,
Припорошенных тайной евангельских слов,
Рассыпает покров на лесной аналой,
На иконный сюжет под еловой полой;

На движенье волхвов в полуночной тиши,
Как прообраз иной, обновлённой, души
И воловии очи, что смотрят в проём,
Изумлённые дивным, Превечным Огнём.

Вскоре всполохи света с открытых страниц
Растревожили стайку пригревшихся птиц,
Пробуждая на ветках собравшийся клир.
Снова землю объял воцарившийся мир.

Знаю, что, когда придут морозы
И закружат вьюги в декабре,
Снова лепестками свежей розы
Будут Вас встречать при алтаре.

Тихо город склонится в поклоне,
И священство выстроится в ряд,
Растворятся в колокольном звоне
Лёгкие шаги до Царских врат…

И десницей, тонкой и нетленной,
Обведя собравшийся приход,
Будете в молитве сокровенной
Господа просить за свой народ.

Скажете: «Благословенно Царство!»,
Поднимая временную сень,
Кафедры оставленной пространство
Согревая сердцем в этот день.

Будут ликование и слёзы,
Будут Херувимы трепетать,
Будут вновь декабрьские морозы
Теплую молитву оттенять…

Я запомню образ Ваш смиренный,
Под зеленой митрой — строгий взор,
И в перстах, открытых и нетленных,
Чёточек святительских узор.

Вечер, довершая освящение,
Разольёт повсюду благодать.
Буду всё молиться у мощей я
И часы до поезда считать…

И, склонясь незримо и неслышно,
Будете вослед благословлять,
Оставляя в сердце неостывшем
Чёточек малиновых печать…

Ветер, вьюга, и совсем уж поздно…
На дверях висит амбарный страж,
А в сознаньи – уходящий поезд,
Будто оживающий мираж.

Но откуда-то во тьме полночной,
Закрывая от пурги лицо,
К радости, внезапной и бессрочной,
Настоятель вышел на крыльцо!

Есть ключи — на свете всех милее…
Видимый имея образец,
Открывают двери потруднее:
Тайны заповедные сердец.

Так вот, широко и благодатно,
Распахнулся дремлющий Собор,
Забирая сердце безвозвратно
В полутемный ладанный убор.

Строго смотрят бдящие иконы,
Выхвачены трепетом лампад…
Лишь наощупь делая поклоны,
Медленно иду до южных врат.

Снова ключик, радостный и звонкий,
Золотую растворяет сень,
И святой своей десницей тонкой
Озаряет в сердце Новый день…

Как-то раз игумен по тропинке
Ехал в монастырь из Судака.
Вздрагивала рыжая кобылка,
Как предупреждала седока,

Всё прядала чуткими ушами…
Он — уздцы покрепче подбирал,
Думами тревогу заглушая:
«Монастырь его так долго ждал!»

Но, в суженье Сурожской дороги,
Где не развернется верховой,
В коридоре скального порога
Эхом грянул выстрел роковой.

Был он жив, но, обливаясь кровью,
Вразумить мучителей хотел
Словом и отеческой любовью…
Снова выстрел глухо прогремел.

Застонал, ко Господу взывая,
Жертвенный служитель алтаря.
В грудь его прикладом добивая,
Погубили близ монастыря,

А потом — враги убили лошадь,
Разожгли в лесу большой костёр,
Думая чудовищною ложью
Отодвинуть судей приговор.

Долго в том овраге не сгорали
Косточки монаха и коня…
«Кизилташ» по-русски — «Красный камень»,
Это эхом стало для меня.

Как в молитве, здесь застыло время
В красной полосе Крестовых гор.
Преподобномученик Парфений
Отворяет сумрачный притвор…

Здесь всегда со стен пещерных храмов
Влаги животворной ручейки
Медленно сочатся лентой алой
На ладонь протянутой руки.

И следы оврага потерялись…
Только всюду, шумно, от земли,
С радостным курлыканьем снимались,
Покидая горы, журавли.

И, верхом, сквозь хвойные аллеи,
Неземной отец и поводырь,
Преподобномученик Парфений
Объезжает горный монастырь…

Листья - колки, иглы - колки,
Вот октябрьский сюрприз!
Перемешаны иголки
Влево, вправо, вверх и вниз.

То - кустарник, то - колонной,
То - над кручей, то - стеной…
Запах – терпкий и иконный,
Запах ладана порой.

Ягод россыпи несчётны
Прячут иглы до поры,
Застреваешь безотчётно
У монашеской горы.

Только поздно, вызревая,
Напояясь силой вновь,
Этот бисер, отмирая,
Обновляет людям кровь…

Эта роща-исцелитель
Среди гор, и на пути
В кизилташскую обитель,
Так, что мимо не пройти.

Образ тот благословляя,
Бедный инок наконец
Дар молитвы обретает,
Добрый Господа венец.

Так наполнил болью жгучей
Животворный элексир
Путь, терновый и колючий,
Как дорога в монастырь…

Устланные крокусами горы,
Воздыханья стынущих полей,
В небе – клиновидные узоры
К югу повернувших журавлей.

В праздничном шафранном облаченье
Замер можжевеловый каньон,
Растворив в монашеском служенье
Свой Евхаристический Канон...

Шаг налево — ухаб, шаг направо — овраг…
Вьются вязью скалистые тропы.
И — ковыльною рябью степной Карадаг
Растворяется в темпах галопа…

«Здесь дорога была! Только где её взять?»
Ржавый конский щавель, да терновник.
В пятый раз пропустив, проезжаю опять
Верстовой указующий столбик.

Замирает душа: «Что-то ждет впереди?
Снова я потеряла дорогу…»
И, от страха теснясь к материнской груди,
Жеребёнок прижал мою ногу.

Всё разрыто вокруг, рядом слышится писк.
Забрели мы в кабаньи угодья!
И, тотчас осознав неоправданный риск,
Я невольно бросаю поводья.

Но — домой развернулся отпущенный конь.
Под копытом — сломалась олива.
Заиграла в лучах, как вечерний огонь,
Ярко-рыжая зорькина грива...

Так, всецело доверившись воле Творца,
Сохраняя свой нравственный облик,
Постарайтесь, друзья, не терять до конца
Верстовой указующий столбик.

 
Лампадка тлела, угасая,
У ног Владычицы Небес,
Пред нею инок, наливая
Елей, был грустен от чудес.

Афонским ладаном курился
Огонь в молчании пред Ней...
Но старец несколько смутился:
«Какою мерой лил елей?»,

Излишкам масла удивляясь
(Хоть дверь закрыта на засов).
Так день, намного сокращаясь,
Утратил треть своих часов...

Влажностью песчаного откоса,
У лесной, невидимой реки
Капают просмоленные росы
На ладонь протянутой руки.

И, струясь меж пальцев, отражают
Утром озаряющийся лес...
Так и в сердце мне вода живая
Льется, прошептав: «Христос Воскрес!»

А у нас – гроза была сегодня
Без дождя и прочего ненастья,
Так внезапно озаряет счастье –
Ярким светом безо всяких молний.

В странном освещении картинном
Рисовались речка и покосы,
Кто-то в одеянии старинном
Осенил меня крестом с откоса...

А я люблю грозу почти с рожденья,
Считаю, что в ней вещее начало.
Она прообразует возрожденье,
Всегда иную веху означая.

То – чередою праздников великих
Сверкают в небе яркие узоры,
То дальние предупреждают блики
Зарницами в подоблачных просторах.

Такое потрясение природы,
Всегда мгновенно дух преображая,
Дарует силу внутренней свободы,
Озонным ароматом освежая...

Как благостны ожившие сердца!
Лесным ручьем животворящий ток
Из сердца мироточит без конца,
Все больше устремляясь на Восток...

Как после долгих, надоевших туч -
Так тянет пробежаться по песку,
Прижать ладонью платиновый луч,
Доверчиво скользнувший по виску...

Когда-то здесь сияло солнце,
И был открытым край Небес...
А ныне-тусклое оконце
В полусырой и мрачный лес.

Где наше детство проходило
В духовной ткани бытия -
Остались тихие могилы
У пересохшего ручья.

Из храма, грустно улыбаясь,
Плетя монашескую нить,
Уходит Ангел, не прощаясь,
От тех, кто не умел любить..